Позднее, когда она уже из дома позвонила Фрэнку Уиллису, его черствость и равнодушие потрясли ее. По его мнению, Грейс Адамс следовало повесить.
– Лучший парень на всем белом свете! – прочувствованно вещал Фрэнк Уилле, но Молли, сама не понимая отчего, не верила в его искренность. – Хоть кого спросите. В городе нет ни одного человека, кто не любил бы его… кроме нее… все еще поверить не могу, что она застрелила его… – Тут голос Фрэнка сорвался.
Он все утро провел в подготовке к его похоронам. Там наверняка будет весь город, за исключением Грейс. Но на сей раз поминок не будет – семьи больше нет. Кроме жены и дочери, у него никого не было.
– Так вы думаете, у девочки могла быть веская причина, чтобы стрелять в отца, мистер Уилле? – вежливо спросила Молли, когда он вновь овладел собой. Она не хотела расстраивать его еще больше, но, возможно, его интуиция…
– Возможно, дело в деньгах. Она могла полагать, что он завещает все ей, и даже если он не писал завещания, то она, как единственная наследница, получит все. Но одного она не учла – в случае убийства она лишается права наследования. Думаю, она просто не знала об этом.
– А многое ей причиталось? – невинно спросила Молли, ни словом не упоминая о том, что разузнала у детектива Дули. – Думаю, его доля в вашем совместном деле стоит немалых денег. Вы же такие уважаемые адвокаты… – Она намеренно льстила Фрэнку, и маневр удался. Голос его потеплел, и он рассказал ей несколько больше, чем, по его мнению, следовало.
– Да, деньги это немалые. Но он сильно мне задолжал. Он частенько говорил, что в случае его смерти его доля перейдет ко мне. Разумеется, он и предположить не мог, что это произойдет так скоро, бедолага…
– А это каким-то образом зафиксировано? Ну, в письменном виде?
– Я не знаю. Но именно так у нас было договорено, и я время от времени ссужал его деньгами, чтобы оплачивать расходы, связанные с болезнью Эллен.
– А как насчет дома?
– На дом есть закладная – как-никак строение приличное. Но не настолько уж это шикарный особняк, чтобы ради него застрелить человека.
– Вы и впрямь думаете, что девочка могла застрелить родного отца из-за дома, мистер Уилле? Это несколько притянуто за уши, не так ли?
– Возможно, и не так уж… Она могла считать, что этих денег хватит, чтобы оплатить учебу в каком-нибудь мудреном восточном колледже.
– И именно этого ей хотелось? – Молли несказанно изумилась. Грейс не показалась ей настолько амбициозной, скорее, девочка была тихим домашним ребенком.
– Я не знаю, чего ей на самом деле хотелось, доктор. Мне известно лишь, что она убила своего отца и должна за это ответить. Теперь она ровным счетом ничего не выиграет, закон на сей счет неумолим. Она не получит ни цента денег, ни дома – ничего.
Язвительность и желчность Уиллса озадачили Молли, и она подумала, что уж его-то позиция кристально ясна – в любом случае у него есть веские причины радоваться, что Грейс ушла со сцены.
– А кто получит все это, если не она? Ну, есть хоть какие-то родственники? Может быть, где-нибудь…
– Нет, у него была только дочь. Но он прилично задолжал мне. Я вам уже сказал, что помогал ему чем мог, к тому же мы работали бок о бок двадцать лет. С этим нельзя не считаться.
– Разумеется. Я вас вполне понимаю, – успокаивающим тоном произнесла она в трубку. Она понимала намного больше, чем ему казалось, и намного больше, чем ему хотелось бы. Ох, как ей все это не нравилось! Она поблагодарила его, повесила трубку и весь вечер размышляла о Грейс. А когда уже ближе к ночи из больницы явился ее друг, Молли выложила ему все. Он, измочаленный вконец после двадцати часов дежурства в приемном покое больницы, вдоволь наглядевшись на огнестрельные ранения и собирая по частям жертв автокатастроф, все же внимательно выслушал Молли. А.она ни о чем другом просто и думать не могла.
Они прожили под одной крышей уже два года, время от времени заговаривая о браке, но до сих пор не поженились. Впрочем, они прекрасно ладили и уважали друг друга. Для них обоих такое положение вещей было оптимальным. Он был под стать ей – такой же высокий, стройный, светловолосый.
– Похоже, девочка здорово влипла. Если хочешь знать мое мнение, то вот оно: ни одна душа не поможет ей. К тому же, сдается мне, партнер ее папочки хотел бы убрать девчонку со своей дороги, чтобы заграбастать все денежки. Невеселые дела… А если она так и не признается, что папаня ее изнасиловал, то что ты сможешь для нее сделать? – Он выглядел вымотанным. Молли налила ему кофе и молча смотрела на него. Потом сказала:
– Еще не знаю. Но постараюсь что-нибудь придумать. От души хочу, чтобы мне удалось ее расколоть. Черт побери, ведь не встала же она в самом деле среди ночи с неведомо откуда взявшимся револьвером в руке и не начала ни с того ни с сего палить! Ее ночную рубашку нашли в спальне разодранной пополам, но она и этого никак не объясняет. У меня в руках все доказательства! Она же упорно не желает дать мне возможности их использовать.
– Ничего, ты еще с ней столкуешься, – утешил он Молли. Но на сей раз она беспокоилась всерьез. Никогда еще ни с кем ей не было так трудно. Девочка упорно стремилась загубить себя. Это почти удалось ее родителям, но она упрямо не желает их предавать. Это было поразительно. – Не припомню, чтобы ты кого-то проморгала.
Он улыбнулся, встал и направился на кухню за пивом, по пути коснувшись ее длинных светлых волос. Они оба работали на износ, но их союз был благом для обоих, и они были счастливы вместе.
В шесть утра, когда она проснулась, первой мыслью было: «Грейс…» По пути на работу она взглянула на часы и подумала, не навестить ли ее. Но сначала она должна была уладить одно важное дело. Она направилась прямиком к себе в контору и сделала кое-какие записи в деле, а в восемь тридцать была уже в конторе у общественных защитников.